В этот день русские войска взяли Кремль, занятый поляками. И это было хорошо для тех же поляков, ибо несчастные распространители европейских ценной на варварскую Россию дошли до каннибализма. А ведь сначала с кремлевской стены в русскую армию кидались жемчужинами
Для поляков и русских бояр, запертых в Кремле и Китай-городе, наступили судные дни. Они еще бодрились и на предложение сдаться отвечали бранью и насмешками: видано ли дело, чтобы благородные шляхтичи сдавались скопищу голытьбы и мужиков! Называя русский народ наиподлейшим в свете, их благородия между тем выкапывали из земли полусгнившие трупы и пожирали их. Обезумевшие от голода, они в горячечном бреду бросались друг на друга с саблями, видя в товарищах лишь плоть, годную для употребления в пищу. Никогда – ни до, ни после – древняя русская твердыня, да и вся европейская история не видала более диких и ужасных сцен, чем те, которые демонстрировали польские шляхтичи и жолнеры. «Я многих видел таких, - рассказывает участник осады пан Будило, - которые грызли землю под собой, свои руки, ноги, тело. А хуже всего, что они хотели умереть и не могли. Они камни и кирпичи кусали, прося Господа Бога, чтобы они сделались хлебом, но откусить не могли».
А между тем, поляки ассоциировали себя как авангард цивилизованной Европы. Вот как писал о планах Речи Посполитой видный польский дипломат, свидетель и участник событий 1612 года Станислав Немоевский в 1607 году в своих «Записках»: «После победы, при великой славе и работе рабов - мощное государство и расширение границ; мы не только в Европе стали бы могущественнее других народов, но наше имя сделалось бы грозным для Азии... А выше всего - расширение и соединение католической церкви, и приобретение такого количества душ для Господа Бога».
Обратимся к очевидцу этих событий, польскому полковнику Будило или как его именовали в России – Будзило. Вот как описывает этот польский шляхтич каннибализм и степень деградации своих соотечественников: «Ни в каких летописях, ни в каких историях нет известий, чтобы кто либо, сидящий в осаде, терпел такой голод, потому что когда настал этот голод и когда не стало трав, корней, мышей, собак, кошек, падали, то осаждённые стали есть пленных, съели умершие тела, вырывая их из земли: пехота сама себя съела и ела других, ловя людей.
Пехотный порутчик Трусковский съел двоих своих сыновей; один гайдук тоже съел своего сына, другой съел свою мать; один товарищ съел своего слугу; словом отец сына, сын отца не щадил; господин не был уверен в слуге, слуга в господине; кто кого мог, кто был здоровее другого, тот того и ел.
Об умершем родственнике или товарище, если кто другой съедал таковаго, судились, как о наследстве и доказывали, что его съесть следовало ближайшему родственнику, а не кому другому. Такое судное дело случилось в взводе Леницкаго, у которого гайдуки съели умершего гайдука их взвода. Родственник покойника – гайдук из другого десятка жаловался на это перед ротмистром и доказывал, что он имел больше прав съесть его, как родственник; а те возражали, что они имели на это ближайшее право, потому что он был с ними в одном ряду, строю и десятке. Ротмистр … не знал какой сделать приговор и опасаясь, как бы недовольная сторона не съела самого судью, бежавшего с судейского места."
Из записок киевского купца Б. Балыка, пришедшего за сокровищами Кремля в 1612 г. и тоже оказавшегося в осаде, мы узнаём: "В сентябре начался страшный голод. Наша пехота чуть не вся вымерла. Немцы всех кошек и собак поели, мед с зельем и травою ели... Первого октября пехота и немцы стали людей резать и есть. Съели всех пленников в тюрьме. Одного москвича поймали у Никольских ворот, забили и тут же съели... Два пехотинца ворвались в дом князя Ф. Мстиславского и стали искать еду. Князь попробовал их выгнать, но они ударили его по голове кирпичом. Мстиславский пожаловался пану Струсу, командиру гарнизона поляков. Тот приказал казнить виновных. Повешенных тут же сняли с виселицы и, разрезав на куски, съели…».
Впрочем, как говориться, не так страшен волк, тобишь голод, как его изображали поляки, так как в последствии выяснилось, что осаждённые сделали большие запасы человеческой солонины. Когда донские казаки князя Трубецкого ворвались в Китай-город, 22 октября (4 ноября по новому стилю), их взорам предстало омерзительное зрелище – множество котлов, наполненных засоленным человеческим мясом.
Описание людоедских запасов осаждённых поляков, которые предстали взорам казакам даёт келарь Троицко-Сергиевской лавры Авраамий Палицин: «И обрeтошя много тщанов (чанов) и наполов плоти человeческиа солены и под стропами (под стропилами, на чердаках) много трупу человeческого; и сeдошя в Китаe христолюбивое воиньство». Судя по этому описанию заготовленной человечины, поляки, вопреки своим дневникам и летописям, особо не голодали.
Подтверждение всем этим сведениям мы находим в «Пискаревском летописце» (ПСРЛ, т.34, стр. 218): «И после того на Москве в городе в осаде почал голод быть великой, и люди людей ели и собаки, и кошки, и всякое поганое, и почали здаватися бояре и дворяне, и литва, и съезд у них почал быть. И в ту пору некой смотрением божиим крикнув казаки князя Дмитреева полку Трубецково с десницами на город-Китай с Кулишек от Всех Святых с Ыванова лушку. И город взяли октября в 22 день, в четверг перед Дмитревского суботою. И литву и немец многих побили, и казну поймали. И достальные паны и немцы заперлися з бояры в Кремле-городе и здалися за крестным целованьем».
Увидев столь омерзительное зрелище людоедства, и узнав о том, что поляки съели попавших к ним в плен их товарищей, донские казаки вырезали весь гарнизон Китай-города.
[via]https://www.proza.ru/2015/06/29/1247
Journal information