Великая поэтесса !

Пользователь almaz4012 сослался на вашу запись в своей записи «post» в контексте: [...] Originally posted by at post [...]

Марина Ивановна Цветаева:
Я могу брать только у того кто дает безлично, как решето пропускает воду. Всякий дар лично мне - низвергает (т. е. повергает) меня в прах. (Благодарность.)

Из воспоминаний о ней
Марк Львович Слоним (1894–1976), писатель, литературный критик, редактор журнала "Воля России":
Она, в сущности, была однолюбом и, несмотря на увлечения и измены, по-настоящему любила одного лишь Сергея Эфрона, ее мужа. <…> А с другими людьми все неизменно рушилось: слишком она была требовательна, слишком "швырялась" друзьями, если они ей чем-либо не угождали, и то возводила монументы, то разбивала их в прах. А некоторых своих знакомых, готовых для нее на все, как-то не замечала - и, быть может, того сама не зная, унижала и отпугивала - холодом и презрительным равнодушием. Но и тех, кто все от нее сносил, она не признавала подлинными друзьями.

Наталия Викторовна Резникова (урожд. Чернова; 1903–1992), дочь О. Е. Колбасиной-Черновой от первого брака с художником М. С. Федоровым:
Известно, как она "швырялась людьми" - ее переписка полна задевающими друзей замечаниями. За самоотверженную помощь платила иронической критикой, насмешкой. Но делала она это как бы шаля. И сама называла такие слова поступки "из гнусности", как будто бы действовала не она, а кто-то другой, а она глядела со стороны.
Этими словами она разрешала себе то, чего она иначе не сделала бы. Но словами "Я это сделала из гнусности" все превращала в шалость. Но все это было несерьезно, и я это подчеркиваю <…>, - зла в ее природе не было. Может быть, только игра в зло.

Григорий Исаакович Альтшуллер (1895–1983), доктор медицины, мемуарист:
Мне запомнился эпизод, который показывает ее резко независимый характер. Однажды жарким летним вечером мы ужинали с группой молодых друзей. Сидевшие за столом дамы сняли туфли, Марина тоже. Под стол забралась маленькая девочка и стала менять местами обувь. Приблизившись к Марине, она поползла дальше, не тронув ее туфель. Когда мы встали из-за стола, то были и смущение, и улыбки, и сердитые замечания. Только Цветаева оставалась сидеть спокойной и невозмутимой. Все посмотрели на нее, и кто-то спросил: "Марина, почему она не переставила ваши туфли?" - "Все очень просто, - ответила Цветаева, показав булавку. - Когда она подползла ко мне в первый раз, я уколола ее булавкой в ногу. Она не сказала ни слова и только посмотрела на меня, а я - на нее, и она поняла, что я могу уколоть еще раз. Больше она не трогала моих туфель". В этом была Марина!

Вадим Леонидович Андреев:
Самой большой ее страстью, смертный грех, который владел ею вполне, - была гордость, несокрушимая гордыня. Любимое слово - самоутверждение. И всегда, все - в превосходной степени.

Марина Ивановна Цветаева. Из письма А. С. Эфрон. Москва, 22 марта 1941 г.:
О нас с Муром: 8-го ноября 1939 г. мы ушли из Болшева - навсегда. Месяц жили у Лили (...). Нам очень сердечно помогал Литфонд, благодаря к<оторо>-му мы смогли снять комнату при Доме Писателей в Голицыне Белорусской дор<оги>. Столовались в доме, и первые 2 месяца нам всё оплачивалось. Я сразу принялась за переводы, Мур пошел в очередную школу, где его тоже все сразу полюбили. (...) Лето мы прожили в Москве, в Университете, искали комнату, - все с той же помощью Литфонда, и наконец - после бесконечных мытарств, лачуг, задворков, ненормальных хозяев - (неописуемо!) - нашли - ту самую где тебе и пишу: 12 1/2 метр<ов>, 7-ой эт<аж>, лифт, газ, электр<ичество> и даже свой кусок балкона (но вылезать нужно из окна п. ч. дверь - у соседей) - на 2 года, с договором, безумно-дорогую, но, пока, выручили писатели: мне такая сумма и во сне не снилась.

Кто ж спорит. Как поэт Цветаева на две головы выше Ахматовой. Но мифами обросли обе. Помогали Цветаевой. И сыну её помогали. Мур вот гением не был, но Цветаева вырастила его божком, передав своё же отношение к людям.

Вот цитата из его дневника:
"Вот я жалуюсь на свое одиночество; но, в сущности, я делаю это, исходя из чисто материалистических и практических соображений: люди в большинстве случаев (конечно, хорошо настроенные) помогают физическому существованию своих родственников, близких и друзей; тот, кто лишен определенного круга, среды, и кто при этом нуждается, испытывает, forcement, такие неприятности и лишения, которые при наличии этого круга и среды перестали бы существовать. В этом плане мне люди нужны: надо жрать, надо иметь связи, надо иметь знакомых, помогающих тебе и вводящих тебя туда-то и туда-то. Без людей, без их протекции не проживешь, - и это особенно в такие тяжелые (в материально-бытовом отношении) времена, как теперь. Но имей я деньги, необходимые для нормального существования, я уверен, что я бы пребывал в одиночестве. Кроме как на предмет довольно низменного их использования, мне люди не нужны: я их не люблю. Не люблю также их из-за того, что без них не проживешь, из-за того, что человек высший должен всегда быть связан с кучей низших, без которых, как говорится, - ни туда, ни сюда. И это особенно сейчас, когда независимые источники дохода перестали существовать и приходится выдерживать тяжелую борьбу за копейку. Теперь все живут скопом, и мой идеал обеспеченного индивидуализма неосуществим сейчас. Конечно, люди играют еще роль чисто развлекательную - когда становится скучно с самим собой, то необходимо рассеяться, развлечься, и тогда начинаешь общаться с людьми - общаться до тех пор, пока несходство характеров и культур не приведут к отвращению, ссоре, разрыву."

У Цветаевой своя легенда, в том числе и про то, что якобы ей никто никогда не помогал.

О-о-о, согласна! С Ахматовой в этом плане мало кто может сравниться (если вообще может).

Доставалось многим. И многим гораздо сильнее. Но при этом не все становились кошмарными.

И тоже далеко не самым приятным человеком был, кстати.