September 15th, 2014
Не подвинувшись ни одним пальцем, он наклонил слегка голову к миске
и хлебал жижу, схватывая по временам зубами галушки»
Поднявшие голову укро-фашисты в один голос вещают, что русские рабы и совковые мракобесы за всю свою долгую, но при этом - корявую историю, так ничего и не создали. Никак себя не проявили и не вписались в общий строй человеческой цивилизации. В общем, античность, готика и прочий экзистенциализм с неореализмом – это вехи, свершения высокоразвитых европеодиов. Тогда как ватники-колорады «с раскосыми и жадными очами» только подбирали объедки с версальских столов и с упоением смотрели на лейблы, при этом ненавидя и кляня тот самый Запад, до коего им не доплыть, не догрести. То ли дело укры – древняя и гордая цивилизация, которую Париж и Лондон принимают, как равную. Да, например, когда активистки укро-коллектива Femen проводили свои акции в Париже, французская полиция действительно среагировала на гологрудых красавиц, как на своих местных хулиганок (в частности, на международной военной выставке Eurosatory-2014 двух укро-фемин забрали в участок). Можно ли считать это удачной евроинтеграцией и проявлением украинской самобытности – сказать сложно.
Нынче на Украине принято поплёвывать в сторону «дикой, отсталой России» и говорить о собственной грандиозности.( Read more...Collapse )
alex_serdyuk в Их депрессия Захар Прилепин: Будущее точно рискует кого-то из нас переехать катком
Мой товарищ, известный и невероятно талантливый музыкант — русский, взрослый, разумный - пишет мне, что у него депрессия.
- Отчего? - спрашиваю.
Он говорит: у меня исчезла вера в то, что страна моя будет жить по-человечески. Пишет, что в 90-е у него была огромная надежда, и эта надежда не погибала все «нулевые».
Он верил, что наша страна встала в общий хоровод со всеми остальными «цивилизованными странами», и хотя место её по-прежнему оставалось не самым завидным, однако жизнь тогда хотя бы имела краски: розовые, голубые, жёлтые, яркие, радужные.
И только сегодня он ощутил, что мы выгнаны из хоровода прочь. Что мы стали отбросами и ничтожеством мира, что выхода не предвидится. Нет, пишет он, вера, что, цитирую, «эволюция победит» осталась - но, огорчается он, «я боюсь, что не доживу до этого».
Какой парадокс.
Я и подобные мне — все мы жили 90-е и «нулевые» в ощущение распада почвы, в непрестанной тошноте. Мы почти потеряли надежду. Там были разноцветные краски — но всё это разноцветье выглядело так, будто кого-то вырвало нам под ноги.
Нас воротило от того хоровода, в который нас увлекли на правах бедного, глуповатого, начудившего и не раскаявшегося даже не родственника, а соседа.
Нам казалось, что этот тоскливый позор никогда не кончится. Мы никуда не собирались уезжать отсюда и знали, что будем жить здесь вопреки всему — просто нам выпала такая жизнь и другая могла не настать.
Чувство причастности к своему народу - «где он, к несчастью был» - спасало.
Совсем недавно у нас появились смутные надежды, что всё произошедшее за четверть века было не напрасно. Тысячи слов, которые мы прокричали на митингах, наше, против большинства и вопреки всему, юное брожение в 91-м и в 93-м, наши товарищи убитые в Приднестровье и в Чечне, наши соратники, сидевшие во всех тюрьмах обновлённой России, наша площадь Революции, наша страсть к прошлому удивительной нашей Родины.
У нас появилась надежда.
А у них пропала.
